Готовая курсовая работа по теме «ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ КАК ГОЛОС БЛОКАДНОГО ЛЕНИНГРАДА», купить по цене 2000 руб

Готовые работы / Курсовая работа / Журналистика

jhrustaleva44

Страниц: 11
Оригинальность: Неизвестно

2000

Не подошла
данная работа?

Вы можете заказать учебную работу
на любую интересующую вас тему

Заказать новую работу

Введение 3
Личная жизнь 4
Годы войны 7
Жизнь в радиоэфире 13
Жива до сих пор 18
Заключение 21
Список литературы 22

1. Авторская программа Льва Аннинского «Засадный полк. Ольга Берггольц. Год выпуска: 2008» http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3362971
2. Берггольц Ольга "Не дам забыть" Издание: ПолиграфГод: 2014
Берггольц Ольга Говорит Ленинград Издание: Лениздат1946
3. Гланц Дэвид Блокада Ленинграда. 1941-1944; Центрполиграф - Москва, 2010. - 224 c.
4. Малицкий Сергей Блокада; Альфа-книга - Москва, 2011. - 384 c.
5. Палладин П.А Ленинградское радио. От блокады до "оттепели/ Палладин П.А,, Зегер М.Г.: М., Искусство. 1991. -208с

Она практически голодает, больная, напуганная. …Она сидит в кромешной тьме, в том числе и читать не может, сидит, как в камере смертников… и произнесла: «Я терпеть не могу, я ненавижу Гитлера, я ненавижу Сталина, я ненавижу тех, кто кидает бомбы на Ленинград и на Берлин, всех, кто ведет данную войну, неприятную, ужасную…» [4, c85]В 1942 году отец Ольги — Фёдор Берггольц —был отправлен из блокадного Ленинграда органами НКВД в Минусинск (Красноярский край) за отказ быть осведомителем.Он появился в Петербурге, в блокаду спас сотни людей. Вербовщикам не понравилось его остроумие, когда он преспокойно дал ответ на их предложение быть секретным осведомителем так:– А почему же тайным? Всё, о чем я осведомлен, я привык говорить вслух. Закулисный донос – это для Третьего отделения, но не по врачеб Показать все ному ведомству.И поэтическая «звезда» блокадного Ленинграда, какой Ольга Берггольц представлялась в сознании миллионов её почитателей, продолжала собственный дневник (некоторые отрывки): [3, c19]2/IX-41В настоящее время моего папу вызвали в распоряжение НКВД и предложили выехать из Ленинграда. Папа — военный хирург, верой и правдой отслужил Сов. власти 24 года, был в Кр. Армии всю гражданскую, спас тыс. жителей нашей планеты, российский до мозга костей человек, на самом деле любящий Россию, невзирая на собственную безобидную стариковскую воркотню. Ничего вовсе за ним нет не быть может. По всей видимости, НКВД просто не приглянулось его имя — это в отсутствии всякой драматичности. На старости лет человеку, честнейшим образом лечившему народ, подходящему для защиты человеку, наплевали в морду и выгоняют из города, где он родился, безызвестно куда.Собственно говоря, отправляют на смерть. “Покинуть Ленинград!” Да как же его покинешь, когда он кругом обложен, когда перерезаны все пути! Это значит, что старик и подобные ему люди (а их, кажется, много – по его словам) либо будут сидеть в наших казармах, или их будут таскать в теплушках около города под обстрелом, не защищая – нечем-с! [4, c184]12/IX-41Я ещё раз состарилась за этот день. Мне мучительно стыдно глядеть на отца. За что, за что его так? Это мы, мы во всем виноваты.Без четверти 9, скоро прилетят немцы. О, как страшно, боже мой, как страшно. Я не имею возможности даже на четвёртый день бомбардировок отделаться от сосущего, физического чувства испуга. Сердечко как резиновое, его тянет книзу, ноги дрожат, и руки замерзают. Довольно ужасно, и кроме того какое это оскорбительное чувство — этот физический ужас. ..Выручает то, что пишу последнее время превосходные (по военному времени) стихи.Нет, нет — как это? Кидать в безоружных, незащищенных людей разрывное железо, да чтобы оно ещё перед этим свистело — так, что любой бы думал: «Это мне» — и помирал заблаговременно. Погиб — а она пролетела, хотя через минутку станет вновь — и вновь свистит, и вновь человек помирает, и вновь переводит дыхание — воскресает, чтобы помирать вновь и вновь. Доколе же? Хорошо — уничтожьте, но не устрашайте меня, не смейте меня страшить данным проклятым свистом, не глумитесь надо мной. Убивайте тихо! Убивайте сразу, но не понемножку пару раз на дню… О-о, боже мой! Я ощущаю, как что-то во мне умирает… [3, c38]24/IX-41…А я обязана писать для Европы про то, как героически обороняется Ленинград, мировой центр культуры. Я не имею возможности этого наброска писать, у меня физически опускаются руки. О, кошмар! О, какие мы люди несчастливые, куда мы вошли, в какой необузданный тупик и бред. О, какое бессилие и кошмар. Ничего, ничего не могу. Было надо бы лично покончить с собой — это самое правдивое. Я уже столько налгала, столько наошибалась, что данного ничем не искупить не поправить. А хотела-то лишь наилучшего. Хотя закричать «братайтесь» — нельзя. Означает, что же? Нужно отбиться от немцев. Нужно убить фашизм, нужно, чтобы закончилась война, и после этого у себя все поменять. Как? [3, c188]…Нет, нет… Нужно что-нибудь выдумать. Нужно закончить писать (врать, так как всё, что за войну, — ересь) … Надобно пойти в госпиталь. Посодействовать солдату помочиться гораздо полезнее, нежели писать ростопчинские афишки. Они, наверняка, всё же возьмут город. Баррикады на улицах — пустяки. Они потребуются, чтобы закрыть отступление Армии. Сталину не жалко нас, не жалко людей. Предводители вообще ни разу не думают о людях… Для Европы буду писать завтра утром. Выну из души что-нибудь близкое к правде. 12/III-42. МоскваЖиву в гостинице «Москва». Тепло, уютно, светло, сытно, горячая вода. В Ленинград! Только в Ленинград… В Ленинград — навстречу гибели… О, скорее в Ленинград! Уже хлопочу об отъезде…2/VII-42 Ленинград…По словам самой писательницы, после войны для неё началась «сытая» жизнь. Берггольц наградили Сталинской премией, по двум её книгам были сняты фильмы.«Как трудно, как невозможно жили мы…» Это слова Ольги Фёдоровны Берггольц. Смысл этих слов с ужасающей ясностью понимаешь, только начиная читать дневниковые записи поэтессы. Как тяжело переживала она замалчивание правды об истинном положении Ленинграда во время блокады тогдашним политическим руководством города во главе со Ждановым. Наталия Соколовская убеждена, что блокадный Ленинград стал ареной борьбы зла и зла между собой, имея в виду Сталина и Гитлера, когда один хотел стереть город с лица земли, а другой запрещал говорить о том, что в осажденном Ленинграде люди умирают от голода. Приказывалось называть другие причины. «И это называлось – «Мы готовы к войне». О, сволочи, авантюристы, безжалостные сволочи!» – пишет Ольга в своем дневнике. [4, c69]Командированная в 1942 году в Москву, находящаяся уже на грани истощения и гибели, Берггольц открывала глаза своим коллегам на московском радио на то, что происходит в ее родном городе, а те признавались, что ничего не знали.Каким ударом стало для поэтессы, когда после войны пытались сделать политическое дело из противостояния Москвы и выжившего, и почувствовавшего свое самостояние Ленинграда. Из него вытравляли его «столичность», сфабриковав печально известное «ленинградское дело», к которому готовы были уже притянуть и Ольгу Фёдоровну. Уже в 45 году ее упрекали в том, что она слишком много пишет о блокаде [3, c21]. В 49-м разрушили Музей Обороны Ленинграда, а с его создателем Ниной Нониной Берггольц тесно общалась. Этот разрушенный музей стал только первой жертвой «ленинградского дела». Лишь в 89-м году его реабилитировали, и жители города до сих пор несут в него свои бесценные реликвии.Жизнь в радиоэфиреОльга Берггольц стала голосом блокадного Ленинграда. Ежедневно, из последних сил, валясь с ног - практически никакого усиленного, добавочного пайка ей не полагалось, шла на радио, читала собственные стихи, общалась с людьми, успокаивала их, произносила оптимистические жизнеутверждающие речи. Выступала не только по радио, но и в цехах, в госпиталях, на передовой под обстрелом.Невозможно себе даже предположить, насколько важным было само явление данной благовидной тридцатилетней женщины перед измученными ленинградцами. И непосредственно ее идеей стало выполнение в блокадном городе 7 симфонии Дмитрия Шостаковича, концерт которого по радио Ольга Федоровна подготовила в страшном сентябре 1941 года. [3, c197]Это также была истинная "дорога жизни", исключительно проложенная через радиоэфир.Как поэт Ольга Фёдоровна Берггольц конечно сформировалась в блокадную ленинградскую зиму 1941/42 года. Она и сама принимала это: Я рада. И всё яснее мне, что я практически постоянно жила для этих дней, для этого бесчеловечного расцвета. …Сложно назвать иного стихотворца, которого бы обожали так, как обожали Ольгу Берггольц осажденные ленинградцы. Как ожидали они ее выпусков по радио, как прислушивались к ее голосу. [4, c18]«Много лет прошло с той блокадной зимы, унесшей более полумиллиона жителей города. Однако я, обыкновенный ленинградский мальчишка, до сих пор не могу забыть, как поддерживало нас тогда радио. Возможно, для иных это был последний обрывок живой речи, едва уловленный тускнеющим слухом. Ведь радио тогда не выключал никто, иногда оно оставалось единственной связью с внешним миром. Если звучал радиоголос, значит, и сегодня фашистам не удалось прорваться ни на одну из наших улиц, иные из которых упирались в передний край. Помню, в большом шестиэтажном доме возле «Электросилы» к февралю 1942-го уже не было ни одного живого человека, но из квартир по-прежнему слышались радиоголоса. Они сообщали последние известия, передавали приказы, разъясняли, призывали... Можно было подумать, что люди, ведшие эти передачи, не верили в смерть, отрицали ее грозную и очевидную реальность. Они действительно не верили, не могли верить в торжество смерти.»Среди них была Ольга Берггольц, написавшая:Покуда небо сумрачное меркнет,Товарищ, друг, прислушайся, поверь.Клянусь тебе, клянусь, что мы бессмертны,Мы — смертью попирающие смерть. [5, c152]Ее стихи, ее голос выделялся на фоне других своей совершенно особой интонацией. А ведь к слушателям обращались в те дни по Ленинградскому радио и бурно пламенный Всеволод Вишневский, и сдержанный, но глубоко патетичный Николай Тихонов, и многочисленные актеры, и дикторы. Но голос Берггольц приковывал к себе внимание абсолютным тождеством между суровой блокадной жизнью и речью, доверительной и мужественной, пробивавшейся из сумрака боли к свету надежды. Из недр души я стих свой выдирала, не пощадив живую ткань ее... Едва Берггольц произносила первые слова, как ее интонация становилась как бы интонацией каждого ленинградца. Слушатели воспринимали ее слова как свои, только многократно усиленные. И слова объединяли людей в то «великое блокадное братство», имя которому мужество Ленинграда, смертью поправшего смерть. ...Недавно опубликованы некоторые письма Ольги Берггольц той поры. [2, c135]В одном — к сестре — она так описала свое выступление: «Когда села к микрофону, волновалась дико, и вдруг до того начало стучать сердце, что подумала: не дочитаю, — помру. Правда. И потому говорила, задыхаясь и чуть не разревелась в конце, а потом оказалось, что, помимо текста, именно это «исполнение» и пронзило ленинградцев. Мне неудобно даже тебе писать об этом, но факт, при этом для меня совершенно неожиданный: на другой день все говорили об этом выступлении...» А вот ее запись о «Февральском дневнике» — поэме, созданной в 1942 году, в самое тяжкое время блокады: «Не все строфы достигли нужной прозрачности и веса, но могу сказать прямо — большинство строф больны, живы, как сама жизнь…». Наверное, по этой причине самые обычные слова в лирике Берггольц начинают светиться каким-то необычным светом, мгновенно электризуя и заражая душу слушателя или читателя. Надо ли говорить, что ее песнь была песнью народной? Прежде всего по своему смыслу, охватывавшему разом многих людей, но также и по своей форме, так как поэтессу слушали даже те, кто никогда ранее не слушал и не понимал стихов. Много лет спустя, после блокады и войны, перечитывая в который раз стихи Ольги Берггольц, большинство которых чудодейственно, вопреки десятилетиям, оживало, живет и сейчас звучит так, как когда-то произносилось в первый раз, я понял, как глубоко и ясно осознавала Ольга Федоровна свою роль, роль всей творческой интеллигенции в осажденном Ленинграде. Об этом свидетельствуют и строки из ее «Попытки автобиографии», написанной тридцать лет спустя [4, 218]. Ольга Федоровна отмечала: «Я должна была встретить испытание лицом к лицу. Я поняла: наступило мое время, когда я смогу отдать Родине все — свой труд, свою поэзию. Ведь жили же мы для чего-то все предшествующие годы. Мы предчувствовали полыханьеЭтого трагического дня. Он пришел.Вот жизнь моя, дыханье.

Автор24 - это фриланс-биржа. Все работы, представленные на сайте, загружены нашими пользователями, которые согласились с правилами размещения работ на ресурсе и обладают всеми необходимыми авторскими правами на данные работы. Скачивая работу вы соглашаетесь с тем что она не будет выдана за свою, а будет использована исключительно как пример или первоисточник с обязательной ссылкой на авторство работы. Если вы правообладатель и считаете что данная работа здесь размещена без вашего разрешения - пожалуйста, заполните форму и мы обязательно удалим ее с сайта. Заполнить форму

У наших авторов вы можете заказать любую учебную работу от 200 руб.
Оформите заказ и авторы начнут откликаться уже через 10 минут!

Заказать курсовую работу

"Королевство кривых зеркал" (Локальные войны в отражении отечественных и зарубежных СМИ)

Дипломная работа, Журналистика

Стоимость 2800 руб.

Социальные функции ток-шоу на телеведении КНР (на примере "Встретимся с Лу Юй")

Дипломная работа, Журналистика

Стоимость 2800 руб.

Освещение экологических проблем в СМИ Архангельской области

Дипломная работа, Журналистика

Стоимость 2000 руб.

Что почитать о Мазановском районе